Самой красивой женщиной в моей жизни была Ирма. Когда я увидела ее впервые, то на секунду решила, что я – мужчина. Ирма состояла из ног безумно красивой формы, в меру нежных, в меру сильных, покрытых прозрачной черной сеткой колготок. Ноги переходили в короткий пояс мини-юбки. Другую длину Ирма признавать не желала, прекрасно осознавая свой козырь. Кроме ног, Ирма владела тончайшей девичьей талией и копной черных блестящих волос.
Она была сексуальной всегда:
когда бежала по гулким офисным коридорам с бумагами, когда разговаривала по телефону, когда чихала и когда пила кефир. Она всегда была свежей, вкусно пахнущей, с красивыми сережками-веточками, болтающимися в ушах. На груди ее виселсозвучный веточкам кулон, который провокационно спускался в манящее двумолье Ирминых грудей.
О возрасте ее я узнала случайно, рассматривая восхитительные веточки в ушах.
- Любовник подарил!- просто сказала Ирма. – На 38 лет.
Таким образом, я сразу узнала и ее паспортные данные, и ее семейное положение.
Я смотрела на Ирму с восхищением, и немного даже с любовью. Для своего солидного возраста она казалась удивительно тонкой, и легкой, как перышко.
Мы, женщины, наделенные магией земли, уже к 30-35 обрастаем мужьями, детьми, грузом прожитых лет и лишними килограммами. Потоки жизненных энергий будто втаптывают нас в землю, делая меньше ростом, шире в плечах и объемнее в грудях. Нас вдавливают в пол дурные начальники, тяжелые сумки, насморки детей и счета за капремонт. Мы питаемся низкими земными энергиями, но эта же земная магия нам и помогает, служит опорой. Для воздушных женщин земля губительна, они должны пройти по жизни не касаясь земли. Иначе они очень быстро хиреют.
Земные женщины, даже к любовникам, когда они появляются, ходят как-то вяло, безвкусно. Варят борщ на два дня, жарят полуфабрикаты, складывают аккуратными стопками белье в шкафу, и едут на пару часиков туда, где можно побыть просто женщиной, без приставки ЖЕНА И МАМА. Но и там они долго всматриваются в мигающий экран телефона.
Ирме некуда было торопиться – дома ее никто не ждал. У нее и дома-то не было – только комната в коммуналке. Она могла спокойно порхать из кабака в кабак, из машины в машину, и пахнуть духами, а не борщом. Она никуда не таскала тяжелых сумок с замороженными куриными ногами по акции, не экономила на лаке для волос, и могла спокойно выпить бутылку шампанского тогда, когда ей захочется, а не когда дети легли спать.
Казалось, что ее образ жизни будто бы, наоборот, отрывал ее от земли, делая все более воздушной и легкой. Так и положено женщине с магией воздуха. Меня тянуло к ней, то чувство, которое возникает когда тебе чего-то не хватает, а в другом оно с избытком, и кажется, сейчас польется через край. Меня тянули к земле насморки, а хотелось немного попарить на облачке, рядом с ней.
А она… Она знала, что я не ругаюсь, даже за глаза, не осуждаю блядские чертики в ее глазах, многочисленных любовников, а, напротив, смотрю с любовью и восхищением.
Однажды мне нужна была рамочка для фотографий, и мне пришлось просить у нее, потому что надо было срочно. И она вынула из своей рамочки грамоту за доблестный и многолетний труд, а я увидела то, что было под грамотой раньше.
Там оказалась фотография женщины, которая была мучительно прекрасна. Я даже не знаю других слов, кроме «мучительно», чтобы выразить это тяжелое томление. На фото была женщина не просто красивая, а сказочной красоты. Я даже и не видела в жизни ничего подобного, кроме молодой Моники Белуччи на большом экране.
У девушки на фото были какие-то совершенно невероятные волосы до колен, представляете? Волосы до колен, в те времена, когда их еще не наращивали. И строгая четкая челка на весь лоб. В то время, когда таких челок вообще не было! И что-то в фигуре было иначе, хотя она и сейчас была чудо как хороша. Но тогда, может, быть грудь еще не обнаружила на себе силу земного притяжения и соски уносили Ирму ввысь, в облака. И кожа, конечно. Сейчас она была просто бледной, а тогда – алебастровой. Но самое главное – это конечно глаза. Пронзительные, светло-зеленые глаза, подчеркнутые жирными черными стрелками, как у Элизабет Тейлор.
Как же мне хотелось тогда хоть раз побывать в шкуре женщины - воздушного мага. Но природа не дала мне такой врожденной грации, тонких конечностей, и даже пятого размера груди не дала, хотя мне иногда кажется, что пятый размер это уже магия огня.
Я долго смотрела на фотографию, и совсем забыла про мою рамочку, и Ирма что-то увидела в моем взгляде, и начала делиться своими страхами. А их, как у всякой красивой женщины, у нее была масса. Я знала ее потом не один год, и каждый раз по весне, когда на дорогах возникало грязное песчаное месиво, Ирма шла в свой последний забег. Ну, вернее, она так думала, что в последний. Она называла это «последняя гастроль». На самом деле я понимала, что это восстановление тонких воздушных энергий.
Она наливала мне крепкий вареный кофе в маленькую чашечку, и выдавала одну конфетку с кокосовыми стружками, чтобы наслаждаться, но не поправляться. А потом держала мои руки и говорила, и рисовала ручкой на бумаге формата А4 грандиозные планы покорения мужчин. Из скопленной суммы вычиталось роскошное белое пальто, леопардовые сапоги на безумном каблуке, и золотая сумка, и кружевные стринги. И еще кружевной бюстгальтер, и кружевные трусики-танга, и украшение на шею, и черные чулки для изящных ножек. И, в конце концов, от накоплений не оставалось вообще ничего. Воздух свистел в Ирминых карманах, но к чему ей деньги, если есть женихи?
И к тому времени, когда асфальт уже подсыхал, и весна стояла голая, еще не прикрытая зеленью, вот к тому времени у Ирмы уже был полный гардероб обольстительницы, и уставшие с работы мужики-трудяги обалдевали от такой леопардовой красоты, становились галантными и подавали ей ручку. И все выходили почему-то на той же остановке, что и она. И она снова сияла, она молодела будто, словно на нее наложили колдовство. Я понимала, что это не безрассудство, а лишь следование воздушной сути.
И такой я ее видела 4 весны подряд, и каждый раз гастроль была последней, и на ее уходили все Ирмины сбережения. Ну и в итоге она решила, что нагулялась, что надо как-то устраиваться. Надо жилье, хотя бы… Свободных мужчин, кстати, рядом с ней не было почему-то, а были только женатые. Мне кажется, что им тоже очень хотелось оторваться с ней от земли и посидеть на облачке. И поэтому ухажеров было чудовищно много, а вот заземлять Ирму никто не хотел. Для сельхоз-и-семейных работ их ждали дома земные женщины. Короче, Ирма была одна, без сбережений, поэтому единственным выходом для нее стал кредит. Довольно серьезный, на десять лет.
И все кончилось пятой весной, когда у них сменился начальник отдела. И к ним пришла суровая женщина, с короткой стрижкой, с коренастой фигурой, из тех самых, которых тянет к земле. Из тех самых, у которых дома наварены щи на два дня.
Она съедала после работы не конфетку, а целый торт из супермаркета, деньги откладывала и особой красотой не отличалась. И вот она почему-то Ирму невзлюбила, не особо поощряла этот хрупкий канон красоты. Она называла какие-то рациональные причины, связанные с производством, но все понимали, что дело нечистое.
Ирма тоже при зубах, хоть и воздушная, и стало ясно, что будет война… И отступать было некуда, потому что позади висел кредит на квартиру который еще на 10 лет, а специализация была узкой. И к тому же последний любовник, который был с надеждой на заземление, сорвался с крючка. И Ирма собрала все лучи энергии и ударила. И земля отступила. Женщин развели по разным отделам, пусть и после небольшого кровопролития.
И эта война в результате выгрызла много Ирминого мяса, оставив ее вроде как саму собой, но уже как будто с раненым крылом.
И я не могу сказать, что стала какой-то страшной, сильно подурнела, нет. Но она выглядела надломанной этой войной, обескровленной. И зажигательные танцы в кабаках, и шампанское, и новые стринги, все это как будто не могло загасить пожар, образовавшийся от войны, и растить новое на старом пепле было уже поздновато. Она выглядела… уставшей, истощенной. Магия воздуха очень сильна в первой половине жизни, потом же работает хуже и восстанавливается дольше.
Я подумала, что земным женщинам в этом плане легче. Чем ближе они к земле, тем крепче стоят на ногах, и меньше подвержены влиянию жизненных ветров.
Вот мне, может быть, никогда не обрести такой сказочной красоты, хоть всю себя перекрои, хоть на диетах обсидись, не ощутить парения на облаке, но земля держит меня, любит меня, и, кажется, что жизнь с каждым годом становится легче. Я с каждым годом все лучше владею своей магией. Я разрушаю ею замки препятствий, взрываю врагов, и создаю щиты для детей. Я ей готовлю и лечу, и это тоже очень важная магия.
Где мой пятый размер груди? – спрашиваю я иногда провидение. – Он мне нужен для заклинаний магии женского огня.
Провидение молчит.
– Ну, или где хотя бы моя магия воздуха и леопардовых стрингов? – опять обиженно спрашиваю я.
Но потом, оценивая силу своей магии, думаю – да и хрен с ним, с размером. У них - своя магия, а у меня – своя… Каждой женщине выдали свою магию, которая ей больше всего подходит. Просто не все умеют ей правильно пользоваться.
Фото: photo.99px.ru
Комментарии (3)